Гэри Олдмен: «почему я должен следить за тем, что я говорю?»

Начнем с самого впечатляющего факта. Вы самый рентабельный актер мирового кино: совокупный доход всех фильмов с вашим участием превысил $10 млрд. Любой актер хотел бы иметь такой послужной список!

Любой, кроме меня.

Погодите. Как так: вы недовольны своей карьерой?

Не то чтобы очень. Все из-за моего перфекционизма.

Глядя сейчас на свои роли, вы думаете, что могли бы сыграть лучше?

Большинство ролей — мог бы.

Да ладно! Вам что же, не нравится «Сид и Нэнси»?

Я не нравлюсь себе в этом фильме. По правде говоря, я не рвался в нем сниматься. Меня уговорили. А теперь, когда я натыкаюсь на этот фильм по ТВ, я плююсь и переключаю канал. Я не считаю, что хорошо сыграл Сида Вишеса. И в «Навострите ваши уши» я от себя тоже не в восторге. Да и на роль Бетховена в «Бессмертной возлюбленной» я тоже не подходил. Поэтому да, я все это переключаю.

«Темный рыцарь»?

Это была работа.

«Пятый элемент»?

О нет. Я его на дух не переношу!

Вы что, не понимаете, что вы считаетесь одним из величайших актеров всех времен и народов?

Все это очень субъективно. Да, мне не на что жаловаться. За годы я понял, что люди расстраиваются, когда они рассказывают тебе о своих любимых фильмах, а ты в ответ: «Да ладно, вам и вправду нравится это дерьмо?» Так Шон Пенн любит говорить. А я теперь в таких случаях отвечаю: «Спасибо, это действительно здорово» — и ухожу. Как-то Джон Леннон сказал, что если бы мог, то сжег бы большую часть всего, что сотворили The Beatles. Он говорил, что перезаписал бы все их песни. Так и я: большую часть своих фильмов я бы растоптал и переснял заново.

«Дракулу Брэма Стокера»?

Ну я все-таки думаю, что у меня были и удачные моменты. Кое-какие фильмы я могу смотреть и думать: «А вот эта сцена и впрямь хороша» или «Да, это именно то, что я хотел показать». Самый захватывающий в этом плане опыт у меня был, когда я впервые смотрел, к примеру, смонтированный JFK. Я тогда аж ущипнул себя: не может быть, да неужели я причастен к этому кино? Потрясающе. Или, к примеру, роль Смайли в «Шпион, выйди вон». Или работа с Джоном Хартом — кумиром моей юности. Рядом с ним я постоянно чувствовал себя молодым фанатом. Чуть к ногам его не падал. Но мне уже 56, и, когда вы работаете так долго, как я, вы начинаете понимать, что все эти роли -это просто суета, работа. Это не ваша жизнь. Честно. У вас дети, финансовые обязательства — все как у всех. По правде говоря, я сейчас вообще не вспоминаю, что я актер, пока мне не напомнят.

Вернемся к «Дракуле Брэма Стокера». Должно быть, после этого фильма на вас гроздьями вешались девушки-готы?

Это было забавно. У меня тогда был небольшой офис на Мэлроуз, и поклонники стояли там, надеясь меня увидеть. Как-то раз ко мне подошла привлекательная молодая женщина с татуировкой моего Дракулы на груди и попросила под ней расписаться. А когда я расписался, пошла и вытатуировала себе мой автограф. Все это было круто.

Ну было несколько безумных ночей в гостиницах. Со мной случалось все, что должно случаться в молодости, и Хеф бы мной гордился. Наверное, у меня было меньше приключений, чем у отдельных героев, но по пальцам все равно не перечесть. Скажем так, я не ограничивался одними только автограф-сессиями и селфи со звездой. Иногда я смотрел на себя в зеркало и думал: мать твою, да как ты вообще мог закончить эти съемки? Дикие были времена. Но мне где-то даже жалко, что я не могу сейчас так же отрываться.

Как так же? Вспомните какую-нибудь забавную историю.

Ну вот такая, например. В 1989 году мы поехали в Сан-Франциско, под завязку заправившись водкой. И оказались в эпицентре землетрясения. Ну и я говорю: «Слушай, дорогая, ты хорошо себя чувствуешь? А то у меня от этой водки земля из-под ног уходит».

Можете вспомнить, на съемочной площадке какого фильма вы больше всего выпили?

Ну я не то чтобы прямо каждый день в баре сидел или на четвереньках на площадку приползал, нет. Я всегда относился к работе серьезно. Никогда не опаздывал на съемки, всегда знал свои реплики — и всегда удивлялся людям, которые не знают. Впрочем, было одно кино, «Алая буква», — причем я в нем даже неплох. Так вот, когда закончились съемки, я не мог вспомнить практически ни одного съемочного дня.

И как раз тогда ваша партнерша по фильму Деми Мур помогла вам завязать?

Да, Деми, милая Деми… Я так ей благодарен. В марте исполнилось 17 лет с моего последнего возлияния.

Поделитесь секретом: как бросить пить?

Секрет прост: надо захотеть. Все говорят про разные программы, но на самом деле достаточно осознать, что у тебя есть проблема и ты не контролируешь свою жизнь. Ужасно осознавать, что ты именно в том состоянии, которое люди называют болезнью.

А как вы относитесь к легализации марихуаны?

По мне, так это чушь. Не мое это. Никогда с наркотиками не дружил. Я как-то раз попробовал — и сразу понял, что это не для меня. Хотя в отличие от

Билла Клинтона и затянулся. А главная проблема в том, что люди в Колорадо водят машину укуренными и учиняют ДТП. Вот это плохо. То есть если ты хочешь нюхнуть кокса или дунуть марихуаны — о’кей, не вопрос. Но что меня волнует больше всего — так это обдолбанные детишки за рулем. PLAYBOY А как вы думаете, могло ли кинематографическое комьюнити вмешаться в личную жизнь Филипа Сеймура Хоффмана и спасти его от смерти от передоза?

Ты можешь пытаться, но ты никогда никого не остановишь. Надо, чтобы человек сам захотел слезть. Других путей нет. Я слышал, что у Хоффмана были и героиновые марафоны, и запои, поэтому я не был удивлен. А вот самоубийство Тони Скотта выбило меня из колеи, равно как и смерть Хита Леджера. О подобных смертях актеров много говорят, но таких говорунов хочется заткнуть. Даже если вы плотно работаете с человеком, вы не знаете, какой он дома. Со стороны кажется, что люди вроде Филипа Сеймура Хоффмана счастливы в профессиональном плане, растят детей, встречаются с интересными людьми. Но никто никогда не знает, что реально происходит в душе человека, который предпочел алкоголь и наркотики всему остальному. А ведь он мог — навскидку, уж не сочтите за неуважение — комплексовать, глядя в зеркало, из-за своей бледности и полноты. Такая трагедия для его семьи…

Все почему-то очень много пишут о вашем отце.

Да уж. Весь «Гугл» пестрит заголовками: «Гэри Олдмен, сын сварщика». Когда-то давно, приехав в Америку, я совершил большую ошибку, не следя за языком. Наговорил в интервью много лишнего. Никто не объяснил мне правила, а я был наивным. Был счастлив в театре и считал, что роль в кино — одноразовый приработок. Надо было просто отвечать: «Я не говорю о семье. Следующий вопрос». А теперь, когда везде Интернет, люди просто тупо вбивают в электронные картотеки: «Гэри Олдмен, сын сварщика, однажды женившийся на Уме Турман». Иногда так хочется сказать: «Знаете, это все вранье. Вы никогда не узнаете, кем был мой отец. Я просто вас всех разыграл».

А что плохого в том, чтобы быть сыном сварщика?

Да дело не в этом. Дело в том, что твоя биография живет своей собственной жизнью. (Говорит в нос.) «Мы много читали, что ваша первая режиссерская работа «Не глотать» автобиографична и что ваш отец бил вашу мать».

А это не так?

Нет, не так! Вы сейчас слышите это от первоисточника. Герой «Не глотать» — не мой отец. Мою мать никто никогда не бил. Герой — собирательный образ, отчасти вымышленный, отчасти списанный с парня, которого я знал в школе. И история эта не моя! Но кому это интересно? СМИ хотят, чтобы она была моей. Простите, я немного завелся.

Ваши герои тоже всегда заводятся и на всех орут. Гнев свойственен вам в жизни? Вы орете на официантов, когда они долго несут заказ?

Я знаю, что такое работа. Я работал помощником сейлза, служил кладовщиком и подметал полы. Так что я уважаю труд людей из индустрии сервиса. Что меня злит — так это когда люди не умеют относиться к тебе с уважением. А в Голливуде такое поведение — норма. Деньги и власть превращают людей в монстров.

Вы были женаты четыре раза, причем один раз, как вы уже упоминали, — на Уме Турман. Что вы из этого для себя вынесли?

(Стонет.) О, отношения -это очень, очень для меня сложно! Так вышло. Четыре раза! Я не горжусь этим. Один брак продлился 10 минут. Вряд ли он много значил для нас обоих… Для меня это были маленькие несчастья. У меня хорошее чутье на роли, а зачастую и на деньги. А вот в любви я неудачлив.

Зато у вас хорошая машина.

Машины — мой крест. У меня Porsche Beck 550 Spyder — реплика 1976 года, а оригинал был выпущен в 1955-м. Еще у меня коллекция винтажных постеров. Я сдуваю с них каждую пылинку. У меня глаз такой — всегда замечаю мелочи. Как-то мне устанавливали книжный шкаф, и я говорю мастеру: все прекрасно, только чуть кривовато слева. Он: «Не может быть!» Стали мерить — и оказалось, что в самом деле есть перекос на пару миллиметров. У него аж глаза на лоб вылезли: «Мать твою, как ты это увидел?»

Вы политкорректный человек?

(Ерзает в кресле.) Политкорректность — полная чушь! Я как-то слышал об одном школьном учителе физики, который на уроке в шутку сказал, что Бог создал Землю и все живое, а кто в это не верит, тот глуп. Ученик-буддист сильно расстроился, пожаловался родителям, и те подали на школу в суд! Школе пришлось менять учебный план! Ну ладно еще прийти в школу, обсудить там и забыть. Но ведь они в суд пошли! С тех пор в той школе никто больше не шутит. Или возьмите Мела Гибсона. Он выпил лишнего и сказал пару ласковых слов про евреев. Но ведь мы все так говорим! Что, полисмен, который его за это арестовал, никогда не произносил слов «ниггер» или «пархатый»? Ну вот если честно? Это лицемерие реально сводит меня с ума… Или мне нужно перезаписать этот момент и вместо «ниггер» сказать «слово на букву Н», а вместо «пархатый» — «слово на букву П»? Впрочем, простите, у нас же теперь два запрещенных слова на букву П.

Второе слово — на букву «пед»?

Алек Болдуин как-то раз употребил это слово в адрес репортера, который преследовал его. По мне, так он был прав. Но его наказали! И Мела Гибсона наказали. А просто он живет в городе, которым рулят евреи, и, назвав их пархатыми, по сути, укусил кормящую руку. И кто он теперь, когда эта рука перестала его кормить? Изгой! И вот это меня просто бесит. Лицемерие в каждом. (Изображает приторную улыбку.) «А это никого не обидит?» Везде двойные стандарты. Почему Билл Мар (американский стендап-комик. — Прим. ред.) может со сцены называть людей педиками и никто не увольняет его за это с работы, а шоу Алека Болдуина за то же самое прикрывают? Почему на «Оскаре», если ты не голосовал за «12 лет рабства», ты сразу становишься расистом? Почему я должен постоянно следить за тем, что я говорю? Да, мои убеждения отличаются от убеждений большинства людей в этом городе. И что же, я фашист и расист?.. Ладно, проехали. Наверное, пора завязывать. Вам, видимо, и так придется вырезать половину из того, что я сказал.