Одесская барби. Валерия Лукьянова

Валерия и ее странная внешность — круглые глазищи, как у девочек на картинах Маргарет Кин, голова-подсолнух, грустно свисающая с шеи-стебелька, пластиковая кожа и осиная талия — впервые просочились сквозь границы Украины через YouTube, куда девушка выложила свои домашние видео. Ее тут же окрестили «живой Барби», хотя она и не была первым гомо сапиенс, решившим добровольно превратиться в куклу. Она даже не была первой теплокровной Барби — несколько лет назад это сомнительное первенство застолбила за собой эксцентричная англичанка Сара Бердж. Но если другие только пробовали водичку, Валерия нырнула в омут с головой: каким бы ненормальным ни казался придуманный ею идеал красоты и совершенства, ей удалось воплотить его в жизнь. Сама Валерия, кстати, против сравнений с американской куклой. Она предпочитает, чтобы ее называли Аматуе (имя, которое она якобы услышала во сне). Большая часть роликов Аматуе выдержана в мутном жанре трансцендентального лайф-коучинга. Но как и другие любопытствующие, вместо того чтобы вникать в суть лекций, я просто разглядывал девушку в кадре, пытаясь ответить на вопрос: кто это — живой человек или затянувшийся фотошоп-эксперимент?

И все-таки она существует — в нашей трехмерной реальности. Я убеждаюсь в этом за несколько секунд до знакомства. Вот она собственной персоной сидит в тихом углу одесского ресторана в своей классической позе: позвоночник болезненно вытянут по струнке, голова набок. Рядом — ее вечная спутница Ольга Олейник, она же Доминика, верная кукла-апостол. По мере моего продвижения вглубь ресторана — интерьер которого, как и все в Одессе, идеально подходит для съемок порнофильма — Барби становится все ближе и реальнее. Ее новые накладные волосы цвета шардоне, ниспадающие строго вниз к несуществующим бедрам, губы, застывшие в отрешенной полуулыбке, маленькие, почти прозрачные зубы. Держит в руках сумочку в форме фонаря. Восседающая на кофточке брошка — оскалившийся одноглазый череп — сдвинута набекрень силиконовым массивом, вокруг которого, кажется, выстроено все остальное тело. Во плоти — в той скромной ее части, которой удалось выжить после диет и упражнений, — Валерия неотличима от Барби. На фотографиях можно обнаружить следы легкой ретуши, но ничего существенного. Кукла действительно живая.

«Привет», — произносит Барби, оставаясь неподвижной. Как в дурно нарисованных мультиках, шевелится только рот. Но больше всего пугают глаза. Даже если сделать скидку на косметические спецэффекты (по сути, вокруг каждого глаза нарисован еще один), глаза Виктории все равно неестественно огромные. В интернете ходят слухи, что она обрезала веки, но верить в такие ужасы не хочется. История эстетики приучила нас к тому, что большие глаза — это красиво, что они олицетворяют вечную юность, но сделайте их чуть больше, чем надо, и получите привидение или стрекозу. «Живая Барби» — классический пример слишком антропоморфного робота, иллюстрация феномена «зловещей долины». Ее красота — и красота ли это вообще? — застывает ровно на той отметке, за которой восхищение оборачивается отвращением. Ее черты — зеркало наших представлений об идеальной женщине: именно такими их рисуют в манге, комиксах и видеоиграх. Что, впрочем, не означает, что они должны быть такими наяву; за «супермегерами» весело наблюдать в фильмах Расса Мейера, но хотели бы вы познакомиться с одной из них поближе?

Некоторое время я пожираю ее глазами. В любой другой ситуации это было бы грубостью, но здесь сам акт разглядывания кажется экспериментом, в котором подопытным кроликом выступает смотрящий. Что я должен чувствовать: влечение, отвращение, стыд от рефлексии по поводу сексизма этой дилеммы? На фоне Валерии Ольга выглядит просто обильно накрашенной девушкой с пластическими апгрейдами на уровне типовой купальщицы Майами-Бич. Необычным кажется только ее наряд — что-то вроде костюма могучего рейнджера (как выясняется, домашнего дизайна). Цель ее присутствия не вызывает сомнений: она здесь для сравнения. Для того чтобы неотмирность Валерии воссияла еще ярче.

Мы заказываем еду (если можно так сказать). «Камасутра» — индийский ресторан, поэтому на столе три обычных чатни: мята, тамаринд, чили. Валерия берет морковный сок, выливает в него все три приправы, перемешивает и пьет. Этот тошнотворный коктейль, поясняет девушка, ее сегодняшний обед: она на жидкой диете. Не зная, как продолжить беседу, я спрашиваю про маникюр — изощренный пуантили-стический микс розового, лавандового и бирюзового. «Это фрактальный узор из двадцать первого измерения. Маникюрша была просто в шоке. Я увидела его во сне». — «Так же как и имя Аматуе», — добавляю я. — «Да».

Если уж приходится обедать с вочеловеченной Барби — и необходимо поддерживать беседу, — самое время вспомнить какой-нибудь вычитанный в студенчестве бред. «Но Аматуе — это же что-то из восточного учения о реинкарнации, — не сдаюсь я. А твоя красота вполне западного образца. Американская даже». Валерия делает задумчивое лицо, что в ее случае означает плавное путешествие глазных яблок наверх. «Я бы так не сказала. Все хотят иметь стройную фигуру. Все делают себе грудь, подправляют лицо, то есть стремятся к золотому сечению. Это по всему миру сейчас». — «Но ведь так повелось с недавнего времени. Раньше идеал красоты был другим». — «Это все из-за смешения рас». Ого! Если бы у меня был свой стакан с морковным чатни-миксом, я бы выпустил изо рта оранжевый фонтанчик от удивления.

«Ну вот, например, русский женится на армянке, — Валерия помогает мне осмыслить свою теорию. — У них рождается симпатичная девочка, но с маминым носом. Она пошла подрихтовала себя чуть-чуть. И все красиво. Сейчас идет смешение наций. Раньше такого не было. Вспомните, как много было красивых женщин в 1950-е и 1960-е    безо всякой хирургии. Мне импонирует нордический образ. У меня белая кожа, так что и у меня нордический образ; может, немного восточно-балтийский, но все равно ближе к нордическому». Я сверяюсь с часами: не прошло и двух минут, как мы перешли от обсуждения маникюра к евгенике.

Как и у всех, кто читал про «живую Барби» в интернете, у меня в голове сложилась четкая картинка: провинциальная девочка в детстве помешалась на куклах и так далее. Вместо этого приходится вести беседу с инопланетян-кой-расисткой. Валерия припудривает носик. «У меня комбинированный тип кожи, — объясняет она. — Через двадцать минут начинается блеск в помещении». Еще через минуту последние капли морковного обеда вылетают в коктейльную трубочку.

Будущая Барби родилась далековато от Малибу — в столице Приднестровья Тирасполе. Дед-сибиряк и суровый отец держали ее в строгости, и к тринадцати годам Валерия начала бунтовать. Сперва покрасила волосы, от природы темно-русые. Потом превратилась в готическую Лолиту — полного антипода Барби. Чтобы оттенить бледность, носила только черное. Одноклассники дразнили: «Смотрите, ведьма!» В пятнадцать, в пику обидчикам, Валерия начала ходить в школу в браслетах с шипами и с клыками. Ее выгнали из школьного хора за то, что стояла как вкопанная, когда по сценарию нужно было раскачиваться. При других обстоятельствах этот зачаточный нонконформизм вполне мог привести ее под знамена Pussy Riot. Вместо этого она подвизалась моделью на мелких подработках и начала осваивать азы театрализованного мейкапа. Задача состояла не в том, чтобы привлечь потенциальных женихов, скорее — чтобы оттолкнуть их. «Парни подходили на улице, и я им говорила, — Валерия переключается на хриплый бас: — Привет, дорогуша, как здорово, что я все-таки сделал операцию». Другой незадачливый ухажер попытался схватить ее за руку и нарвался на шипы.

В шестнадцать Валерия переехала в Одессу, где ее далекие от народных представления о красоте и о самой себе продолжили развиваться самым изощренным образом. Одесса дышит сексом, но не так, как Барселона или даже Москва. Секс здесь продают, и иногда кажется, что эта индустрия — единственная, которой удалось остаться на плаву в городе ветшающих приморских бульваров. Здесь работают сотни «свадебных агентств», подыскивающих заграничным холостякам украинских невест. Их сайты на своем корявом инглише рекламируют бренд женственности, давно утерянный Западом: хрупкий, податливый, готовый покориться и перейти во владение. Юные одесситки, среди которых немало девушек модельной внешности, заботятся о себе не для того, чтобы показать товар лицом. Точнее, не только для этого: скорее, чтобы показать его правильным клиентам и одновременно отшить лузерскую братию и перещеголять конкуренток. «Ими движет отчаянное желание поскорее выйти замуж, — объясняет основательница Femen Анна Гуцол. — Женщин здесь воспитывают для двух вещей: замужества и материнства. Валерия — идеальный пример того, на что готова пойти украинская женщина. Уверена, именно о таких мечтают мужчины».

На фотографиях в фейсбуке и многочисленных барбиненавистнических сайтах можно проследить, как эволюционировала эта мечта украинского хлопца. Фотографии, расположенные в хронологическом порядке, рассказывают историю превращения — тем более удивительную, что мы знаем развязку. Вот она на коленях у какого-то мужика, нос выглядит по-другому, нормальная грудь, но стеклянный взгляд куклы уже тут, как и наклон головы; вот они — тестируются в бета-режиме. Это как история детства супергероя, а потом — бац, укус паука! — девушка перекрашивается в блондинку. Через месяц после сакраментальной смены цвета волос Валерия попалась на глаза Дмитрию, сыну одного из близких друзей отца. Дмитрий был редкой птицей: местный богач. Строительный магнат, отгрохавший несколько крупных одесских отелей. После их встречи трансформация Валерии набрала темп. На фотографиях легко заметить последствия операции по увеличению груди — единственной, в которой девушка готова честно признаться. Процесс барбификации успешно завершился.

Валерия сообщает, что мы направляемся в кино в близлежащий торговый центр. Прогулка по вечерней Одессе в компании «живой Барби» активизирует весь адреналин, отвечающий как за функции мужчины-защитника, так и за элементарный страх. Все смотрят на нас. Молодежь в косухах провожает говорящими взглядами. Дети пялятся, что еще хуже. Женщины тоже. Забавно, но женщины скорее одобряют то, что видят. «У вас такая талия красивая», — вздыхает брюнетка-билетерша. «Спасибо, стараюсь», — получает она в ответ. Речь, к слову, идет о полоске кожи, в которую завернут Барбин позвоночник. Валерия поясняет, что мы будем смотреть «пятимерные фильмы», которые крутят внутри аттракциона, напоминающего американские горки под крышей. Сиденья накреняются и трясутся в такт действию, и, где нужно, струйка воды поливает зрителей из-под экрана. Валерия и Ольга сосредоточенно изучают список фильмов, большинство из которых они уже видели, и выбирают три. Мы скачем и трясемся, в то время как на экране беснуются динозавры под хеви-метал, оживает дом с привидениями и космический корабль совершает пролет по внутренностям гигантского червя. После сеанса Валерия вдохновляется цветом стен в коридоре — классно сочетается с нарядом — и бета-Барби Ольга делает фото. Билетерша, раскрыв рот, очарованно наблюдает из-за стекла.

Мы бродим по торговому центру, маневрируя среди детей, выведенных на прогулку шопингующими родителями. Планируют ли мои собеседницы сковывать себя традиционными семейными узами? «О боже, нет!» — восклицают в унисон товарки. «Для меня это неприемлемо, — продолжает Валерия. — Само слово «дети» вызывает во мне внутреннее отторжение». «Скука, лучше умереть», — вторит Ольга. Валерия явно неравнодушна к этой теме. Из прерывистого монолога следует, что в ее понимании родительство — высшая форма эгоизма. «Большинство родителей заводят детей, чтобы удовлетворить собственные амбиции, а не для того, чтобы отдать частичку себя. Они не задумываются о том, что способны дать ребенку, чему смогут его научить. Просто пытаются сделать из него улучшенную версию себя — чтобы он стал писателем или доктором. Или, например, женщина под тридцать думает: ну все, я никому не нужна, заведу ребенка, он будет меня любить и станет смыслом моей жизни. А потом они этого ребенка вместе со своим любовником пинают туда-сюда как футбольный мяч. Лучше умру под пытками — нет ничего хуже, чем вести семейный образ жизни». Мне остается заметить, что последняя реплика звучит вполне по-феминистски. «Я против феминизма, — возражает Валерия. — Но зачем вам дети? Чтобы было кому стакан воды подать на смертном одре?»

Одесса празднует День св. Валентина, полгорода разгуливает с цветами и красными шариками. Стрип-клубы и свадебные агентства рекламируют скидки. Стейк-хаус под названием «Стейкхаус», главное место съема иностранцев, наполняется стандартным украинским набором молодых красоток и старперов. Валерия предупреждает: сегодня у нее нет для меня времени. В ее Валентиновом расписании: посещение салона «Ангел гения» — надо обновить фрактальный рисунок из двадцать первого измерения (это займет три часа), потом два часа гидротерапии (баня, по-нашему), потом в аэропорт. Вечером ей предстоит стать гостьей ток-шоу в Стамбуле. Дмитрий тоже летит — за свой счет.

Я решаюсь удивить Барби незапланированным визитом в салон со странным названием. Прохожу в ничем не примечательное помещение с белыми стенами и обнаруживаю Валерию устроившейся между пятидесятилетней дамой и девочкой-подростком с каштановыми волосами; обеим делают обычный маникюр в наших трех измерениях. Валерия сегодня только на шестьдесят процентов Барби; мне приходится потратить какое-то время, чтобы вычленить ее из общей массы. На девушке серый кашемировый свитер, обтягивающие джинсы и неброский макияж. Глаза кажутся меньше. Розовощекая маникюрша наяривает пилочкой; рядом с ее пятерней ладошка

Валерии кажется лапкой спилберговского Е.Т., делающего хай-файв Халку Хогану.

Если она и раздосадована моим появлением, то не показывает виду. Спрашиваю про турецкое телешоу: это что, очередной этап международной экспансии? «Отрезаю все ненужное, — поясняет Валерия. — Следующий шаг — отрезать Украину, потому что ничего, кроме дерьма, я здесь не вижу. Зачем тратить себя на это?» Западная Европа ей тоже не по душе в отличие от Штатов или Мексики (они с Ольгой одержимы тамошними пирамидами). В начале года парочка посетила США, чтобы прощупать возможный интерес местного шоу-бизнеса; о визите написали все — от V Magazine до Gawker. Кроме того, у Валерии произошла небольшая стычка с «настоящим Кеном» Джастином Джедликой. Однако Голливуд остался равнодушен. В ожидании больших перемен Валерия планирует продвигать бренд Аматуе с помощью нью-эйдж-семинаров в Москве. Первый из таких давно анонсировался у нее на сайте, но потом дату сдвинули — и вскоре сняли вовсе. Также она работает над рок-оперой (почему нет?). Чем бы дитя ни тешилось…

Самое интересное, что ее образ работает. В стране, где женщину начинают готовить к замужеству и материнству «в тот момент, когда ей дарят первую куклу», по словам Гуцол, Валерия смогла взять руководство своей судьбой в собственные руки. Вполне возможно, что мы неправильно оцениваем феномен «живой Барби». Ее поступательный дрейф в двадцать первое измерение не имеет ничего общего с подчинением авторитетам, поиском славы или мужа. Скорее это поиски маршрута бегства от всего этого — каким бы странным и чреватым последствиями этот маршрут ни казался со стороны. Вполне возможно, что это бегство к свободе.

Острые коготки Валерии уже очищены до мутноватой полупрозрачности, можно даже разглядеть очертания настоящего ногтя, короче и темнее накладного. Она закатывает рукав. Обнаженный локоть оказывается сухим и шершавым -естественный недостаток, который по какой-то причине наполняет меня ликованием. Вот он, первый и единственный момент нашего знакомства, когда моя собеседница кажется по-настоящему красивой. Потом она скалится заготовленной улыбкой Барби, и все исчезает.